Человек из шкафа - Алексей Винокуров

Участковый. А когда кричал?

Старик. Да вот минут десять назад. Так противно…

Участковый (поморщившись). Да это, наверное, коты.

Старик (соглашается). Ну, может и коты. Начальству виднее.

Алексеев. Да что стряслось, наконец?!

Участковый. Человека убили.

Пауза. Таня от испуга прикрывает рот ладонью.

Алексеев. Когда?!

Участковый. Недели две назад.

Таня. Две недели? А ищете только сейчас?

Участковый (вздохнув). Служба у нас такая… Нелегкая. (Помолчав.) Ну, ладно. Ничего не слышали – так и запишем. Будьте здоровы.

Надев фуражку, собирается уходить.

Алексеев. Петр Иннокентьевич!

Участковый (оборачиваясь от двери). Да?

Алексеев. Тут такой, знаете ли, неприятный компот вышел. У старика одного какие-то ханурики квартиру отняли.

Старик (ввязывается). Замечательный старичок, душевный, отродясь никому зла не делал.

Алексеев (старику). Да заглохни ты, наконец.

Участковый. Как это – отняли?

Алексеев. Обманным путем. Заставили написать завещание, а теперь шантажируют.

Участковый. Что же он, ваш старик, совсем обалдел – кому попало квартиры завещает?

Алексеев. Так ведь я и говорю – обманули.

Участковый (с сомнением). Ну, не знаю. Такой слабый умом дедушка… Тут прямо естественный отбор какой-то. Клинический случай.

Старик (обиженно). И ничего не отбор. Божий старичок, честности в нем много.

Участковый (покачав головой). А адрес какой?

Алексеев. Да вот он. (Протягивает бумажку.)

Участковый (глянув). Ладно. Схожу при случае, посмотрим, что там да как.

Алексеев. Спасибо, Петр Иннокентьевич.

Участковый. Не за что пока. Счастливо оставаться.

Выходит.

Старик. Ишь ты, человека убили, а он себе ходит две недели, гусь! В наше время людей так просто не убивали. В наше время к этому со всей ответственностью подходили. В наше время это было целое мероприятие.

Алексеев. Ладно, не мели языком. В ваше время еще проще было это мероприятие.

Старик. Ты это про Сталина, что ли? Про Берию? Так ведь про них все знали – кровососы. А зато остальные были как огурчик – чистые и зеленые. А сейчас? Одичал народ, друг дружке в живот ножами пыряют. А зазеваешься – так и из пистолета могут. Господи помилуй, зачем только эти пистолеты придумали? А сейчас еще каждый их носить станет. (Разгорячившись.) А ты понимаешь, что такое мне дать пистолет? Я старик слабый, нервный, я ведь, если что не по мне, так сразу угрохаю. Я, брат, такой…

Алексеев (перебивает). Ты чай попил?

Старик. Вашими молитвами… то есть, спасибо за угощение.

Алексеев. А раз попил, то собирайся, и на боковую. Время детское.

Старик (хихикая). Правильно ты это сказал: время дедское. Для дедов, значит. Вроде меня. Ну, дай вам Бог, голубки, воркуйте, а я пошел вздремну. (Тане.) А ты, красавица, будь лет на тридцать постарше – и я бы за тобой поухаживал.

Таня (фыркает). Спасибо, я уж как-нибудь так…

Старик. Эх, были когда-то и мы рысаками!

Алексеев. Иди давай, рысак сивый, в стойло.

Старик уходит. Алексеев подсаживается поближе к Татьяне, обнимает ее.

Таня. Тише, Ваня. Все же слышно.

Алексеев. Ничего не слышно. Дверь закрыта… (Привлекает ее к себе.)

Таня (шепчет). Ваня, Ванечка…

Свет гаснет. Некоторое время слышно только тиканье часов. Внезапно раздается скрип открываемой двери.

Старик (почти в полной темноте, шепотом). Ваня-а! Ва-ня!!

Алексеев (поднявшись). Чего тебе?!

Старик. Не могу я, Ваня. Душа горит.

Алексеев. Какая душа? Ты же бросил!

Старик. Да не то я… (Помолчав.) Бесы меня смущают.

Алексеев. Какие еще бесы? Спать иди!

Старик уходит, дверь за ним закрывается. Опять слышно только тиканье часов. Снова открывается дверь.

Старик (шепотом). Ваня! Ваня!

Алексеев (застонав в подушку). Ну, что тебе надобно, старче?

Старик. А правда, я слышал, что как будто в Швеции живут семьей не в два человека, а в три и даже поболе? Скажем вот, один мужик – и две бабы. Или даже: одна баба и два мужика? Правда это или врут?

Алексеев. Ты это к чему?

Старик (глухо). Похоти меня одолевают, Ваня.

Алексеев. Что?!

Старик. Женщина мне нужна.

Алексеев. Ах, женщина! А ну… (хватает с пола ботинок и швыряет в старика) пошел отсюда, старый козел! Я тебе сейчас такую женщину покажу, ты у меня слово это забудешь!!!

Старик, горестно бормоча, ретируется на кухню.

Алексеев. Ты смотри, а? Женщина ему нужна!

Старик (с кухни, глухо). Плохо мне, Ваня! Не понимаешь ты меня!

Алексеев. Где уж нам!

Татьяна хохочет.

Алексеев. Ты чего?

Таня. Ну и дед… ну и дед у тебя! Уморил! С вашей семейкой, я смотрю, не соскучишься.

Алексеев. Ладно, спи.

Еще некоторое время слышно неясное бормотание и возня, затем все стихает.

Действие второе

Картина третья

Квартира Алексеева. Раннее утро. Таня одевается при тусклом свете настольной лампы. Тихонько скрипит открываемая кухонная дверь.

Старик (заглядывая, шепотом). Таню-юша!

Таня (оправив платье, шепотом). Ой! Это вы? Как вы меня напугали…

Старик (входя на цыпочках в комнату). Чего же это напугал-то… Я ведь еще ничего и не сделал.

Таня красит перед зеркалом губы. Старик мечется по комнате и наконец приближается к ней сзади.

Старик (хрипло). Красивое на тебе платье…

Приближается вплотную к ней сзади и кладет руки на талию, потом они соскальзывают на бедра. Мгновение – и Таня, развернувшись, бьет старика локтем под дых. Он шумно валится в угол. Алексеев стонет во сне и переворачивается на другой бок.

Старик (с обидой). Ты чего? Чего ты, а?! Дедушку старенького так шандарахнула. Ты ж убить меня могла…

Таня (яростным шепотом, продолжая красить губы). А ты руки не распускай!

Старик (поднимаясь). Руки! Руки! Что – руки? Я, может, только хотел качество ткани пощупать. Может, я портной бывший – что тогда?!

Таня. Щупай на ком-нибудь другом.

Старик (подходя к ней вновь). Э! Э-э… Все вы такие! Безжалостные! Старенький дедушка – много ли ему надо? А вы?! Э-э-эх… Растаешь ты, что ли? А дедушке радость, дедушка старый, ему уважение нужно, любовь, почет. Небось, в школе пионеркой была? Старших уважать надо, уступать им. Тимур и его команда – помнишь? (Снова пристраивается к ней.)

Таня (тихо). Я сейчас крикну…

Старик (испуганно). Ивана разбудишь!

Таня. Вот именно!

Старик (отступая). Ты чего? Ты что же это – хочешь Ваню с дедушкой поссорить? С единокровным? Этот грех тебе Бог не простит.

Таня отпихивает его в сторону, одевает пальто и выходит вон, хлопнув дверью. Старик бежит к окну, открывает его и смотрит вниз. Потом бежит на кухню.

Алексеев (медленно просыпаясь). Эй, там! Кто-нибудь!

Старик (входя, делает гимнастические знаки руками и напевает преувеличенно бодро). «Закаляйся! Если хочешь быть здоров…» С добрым утром, Ваня!

Алексеев. Какой подлец и враг народа открыл окно?

Старик. «Закаляйся! Позабыть про докторов…» А что же тут такого, Ваня, что окно открыто?

Алексеев. Холодно – вот что.

Старик. Холодно ему! А как генерал Карбышев, а? А Зоя Космодемьянская как? Под толстыми одеялами ему холодно. А старенького дедушку, старенького дедулечку хотел на улице бросить, да?

Алексеев. Дед, ты вонючий демагог.

Старик (оскорбленно). Почему вонючий?

Алексеев. Потому что мыться надо чаще. Закрой окно. И вот что: ты у меня в гостях. И самодеятельность твоя здесь никому не интересна. Так что веди себя прилично.